Анатолий Майоров, корреспондент: «Здесь вообще льет прям ручьем».

Водитель: «Бак это пробит».

Анатолий Майоров, корреспондент: «Это конденсат что ли? Мне кажется, вам отъехать надо. На излом сейчас пойдет».

Вместе с баком у дальнобойщика из Кишинева разорвало все профессиональные шаблоны. За рулем — 20 лет, был уверен: на работе видел все. Но сегодня вместо ямы на дороге поймал трехметровое бревно. Которое прилетело в фуру из-за кустов.

Водитель: «Они стояли с этим и бросили».

Анатолий Майоров, корреспондент: «А вы видели, сколько человек было?»

Водитель: «Много, я не знаю, человек 10 примерно».

Роль бревнометателей исполнил штурмовой отряд мигрантов. Вероятнее всего, афганцы, которые первыми в Кале придумали и как бы запатентовали такой способ пересечения границы — верхом на грузовике. В джунглях каждый знает: хочешь бежать в Англию - плати афганцам. 100-150 евро с человека и они останавливают фуру: могут бревном, могут баррикадой. На посадку есть несколько секунд, а уж там - как карта ляжет. Но об этом позже.

Полицейский: «Вы можете ехать?»

Водитель: «Да».

Полицейский: «Тогда скорее уезжайте отсюда, не стойте здесь, потому что они могут залезть к вам в кузов, могут под машиной прицепиться».

Жандарму в шапочке сегодня не везет. С одной стороны, на участке нет раздавленных грузовиками беженцев - и это плюс. С другой - есть фура с пробитым баком (это минус) и целая машина русских журналистов, в которую беженцы швырнули камень.

Анатолий Майоров, корреспондент: «Сзади, снимай!»

Одиночным выстрелом щебенки нам тонко намекнули: нельзя мешать афганской охоте за грузовиками. Камень ударил по касательной. Но для жандарма это ночной кошмар, то есть скандал международный. Поэтому вызвав подкрепление и отложив журналы и кофе, стражи порядка начали спецоперацию. С фонариком наперевес.

Полицейский: «Кристоф, не оставайся наверху, там опасно! Поль, я не могу спуститься, там вода! Нико, не ходи так далеко!»

Как в известной пословице. Если ты не видишь суслика - это еще не значит, что его нет. Около десятка нелегальных мигрантов сейчас находятся где-то здесь, на склоне, в зарослях, кустах, траве, но, к сожалению, их не могут найти аж семь сотрудников французской полиции. Причем других задач у сил правопорядка нет. Свои (местные) преступники закончились, когда Кале стал вымирать по вечерам. Вот и сейчас всего полдесятого, а город уже пуст - в районе порта не работают магазины и заправки, нет местных на вечернем променаде в центре. Редкие прохожие говорят только по-арабски и делятся на две группы – одни уже задержаны, вторым пока везет. Дневной Кале теперь - это «гетто» для французов. Если на горизонте появляются беженцы из джунглей, местные освобождают тротуар, а чаще и всю улицу. Излюбленные места сборов гостей с востока или из Африки – навсегда закрытые магазины, самые безопасные места – рядом с лавкой мясника. На витринах – свиные головы, лучше сразу две. Зачем – все прекрасно понимают, но говорить об этом вслух боятся.

Продавец: «Беженцы? Нет, у нас все хорошо, то есть я уверен, что у нас все образуется. И, пожалуйста, не снимайте меня».

Внешняя сторона дороги, ведущая в порт. Это уже реальная граница двух реальных миров, которые сосуществуют на берегу Ла-Манша. В первом мире, где все еще живут французы по происхождению, все еще надеются на благополучный исход такого мультикультурного соседства, но во втором мире, который начинается за этой земляной насыпью, такой прогноз не предусмотрен. Сейчас мы попадаем в те самые знаменитые «джунгли» Кале, крупнейший в мире лагерь нелегальных мигрантов, хотя точнее уже назвать его настоящим городом, который живет по своим законам и моральным принципам. Ни французская полиция, ни власти, не контролируют то, что происходит здесь. Никто точно даже не может сказать, сколько человек здесь сейчас находится. По разным оценкам от 9 до 15 тысяч это район афганский, вот люди моются, там же работает ресторан, кафе. Начинается уже центральная улица, на которую нам настоятельно рекомендовали не выходить. И наверное, в открытую снимать сейчас мы не будем.

Обстановка в джунглях обострилась после заявления Олланда. Новость о предстоящей ликвидации палаточного лагеря за полторы недели дважды стала причиной массовых стычек с жандармерией. И, что самое страшное, без четких требований - беженцы просто начали атаковать. Беженцы обозлены, а полицейские, видимо, устали держать нейтралитет и тоже охотно бросают камни. Демонстративно, на глазах патрульных, двое сирийцев в наглую пытаются залезть в карман нашему оператору. А тем временем жандармы передают врачам непонятно откуда взявшегося беженца с разбитой головой. Хаос и анархия, в которой участвуют уже обе стороны, – новая картина миграционной политики Евросоюза. И Север Франции сейчас впервые так громко заявляет о ее последствиях.

Абдулахад Шурфи, беженец: «Вот моя жизнь – эта палатка. У меня проблемы с головой, у меня пропадает память. Мне нужны лекарства, никто ничего не делает. Если лагерь закроют – я покончу с собой, если мне не дадут таблетки – я покончу с собой».

Отчаяние этого афганца разделяет половина всех обитателей лагеря Кале. Это те, кто приехал сюда, чтобы попасть в Англию. В этом месте, она всего в 30-ти километрах и если джунгли доживают свои последние недели, 7 тысяч беженцев сделают все, чтобы оказаться на том берегу Ла-Манша. Самые отчаянные тонут в украденных у серферов гидрокостюмах. Все остальные идут к афганцам и штурмуют фуры на дороге.

Сами Шунэр, беженец: «Да, я пробовал несколько раз. Это тяжело очень и опасно. Но у нас нет выбора – в Англию можно попасть только из лагеря, через тоннель под проливом».

Молодой сириец выделяется на фоне остальных обитателей Кале. По местным меркам – чист, ухожен, в руках модный смартфон. Сейчас звонит друзьям в Алеппо. Бесплатную еду от волонтеров парень презирает, ужинает в местных ресторанах. В джунглях их три штуки. Здесь есть свой детский сад, чайные, магазин одежды, булочная с английским хлебом. Поговаривают, работает бордель. Услугами которого, как пишет французская газета «Норд Литераль», пользуются не только переселенцы.

LesObservateurs: «Волонтеров, по большей части женщин, обвиняют в сексуальной эксплуатации мигрантов».

В заметке автор ссылается на английскую газету «Индепендент», которая изучила группы в соцсетях и пришла к внезапному открытию – молодые волонтеры из Британии и француженки бальзаковского возраста меняют еду на любовь симпатичных им арабов. И если такие истории – не просто таблоидный вымысел, то без одобрения криминальных лидеров лагеря Кале, бордель в джунглях работать не точно может.

Ясмин Бензельма, советник руководителя партии «Национальный фронт» в регионе Иль-де-Франс: «Это возмутительно, но неудивительно – основная часть мигрантов – мужчины от 20 до 40 лет, мужчин в лагере – 90 процентов. Подобные отношения и новый разворот событий – это огромная проблема».

В самом крупном центре волонтеров, адрес которого скрывают в целях безопасности, сейчас работают полторы сотни человек. Действительно, много молодых британок и пожилых француженок. Работа трудная, грязная, опасная, зарплаты нет. Но если англичане едут помогать французским беженцам ради преференций у себя на родине, то дамы из Кале идут сюда якобы только ради гуманизма. Директор центра – пожилой француз – просит не искать в истории с борделем нарушения закона. Это любовь. Уж здесь, во Франции, это точно знают.

Франсуа Генокс, вице-президент центра помощи беженцам: «Я слышал, якобы эти сексуальные отношения проходили под давлениям. Это неправда. Как и в обычной жизни, между людьми возникает дружба, потом и чувства. Мне известны даже такие истории, которые заканчивались браком».

За время работы центра здесь родилась англо-иракская и афгано-французская семья. Это официально. А вообще, некоторые женятся, некоторые так. Учитывая пристрастия к спартанским бытовым условиям в центре волонтеров, еще неизвестно кто из супругов переехал. Но в любом случае, на двух отчаянных мигрантов в Кале точно стало меньше.

Симон Эрикур, житель г. Кале: «Я уверена, для беженцев сейчас настал час икс – они понимают, что нужно что-то делать до закрытия джунглей. В эти выходные был бунт, полиция применяла водометы. И я уверена, что будет хуже – сил полиции не хватит. К концу года произойдет взрыв!».

Мадам Эрикур на пенсии – несколько лет назад переехала из района порта на окраину, подальше от лагеря Кале. Любит пляж Ла-Манша, но не была там уже год – из-за активности мигрантов теперь гуляет только вдоль канала, затянувшегося тиной. Сейчас понимает – скоро может потерять и такой досуг. Ее дом заложен, но если джунгли начнут расселять по десяткам мелких лагерей в окрестностях, уедет жить еще дальше, в деревню. Хотя сейчас уже и непонятно – где французам искать свое место.

Ясмин Бензельма, советник руководителя партии «Национальный фронт» в регионе Иль-де-Франс: «Официально власти говорят, что сюда привезут 400 мигрантов максимум. Но здесь 24 гектара – как в лагере Кале! Зачем им такая площадь? Мы считаем, что здесь могут появиться новые джунгли!».

На этом пустыре неподалеку от Парижа должны были построить социальное жилье. Но когда Олланд заявил о ликвидации лагеря Кале, площадку отдали для беженцев». И вместо послесловия или вишенка на торте. Старый добрый дворец Версаль, резиденция всех французских королей, теперь уже точно по соседству с будущим лагерем для беженцев. Чтобы оказаться здесь, нам потребовалось всего 9 минут на автомобиле в пятницу вечером по пробкам. Захотят ли граждане Ирана, Ирака, Афганистана, Сирии, Пакистана, Ливии, Египта и Судана окультуриваться здесь каждый день? Наверное, да. Будет ли французская полиция препятствовать их свободному выходу из лагеря? Наверное, нет. Помогут ли мигранты сделать поход в Версаль самым запоминающимся событием в жизни каждого туриста? Наверное. Первая партия мигрантов в  пригород Версаля прибудет уже в конце недели.