Ника Стрижак: О перевооружении говорят много лет, потому что это требует колоссальных денег, и эти деньги выделены из бюджета. Но ведь мы можем не только производить оружие, мы можем им торговать. Можно ли сказать, что в результате серьезная часть этих денег вернется обратно в страну?

Дмитрий Рогозин: Ну, вот смотрите, против нас сейчас сосредоточены все санкции, но они в основном против кого: банковская система России, энергетика и самое главное, оборонно-промышленный комплекс. Нам сейчас пытаются помешать работать, не продают то, что нам необходимо с точки зрения международной кооперации. Но мы все равно наладили это производство в России – производим, не сбиваем темпы и продаем за рубеж. Сегодня оборонка приносит нашей стране примерно 15 млрд долларов ежегодно только за счет экспорта вооружения. Это деньги, которые идут в бюджет, в том числе на народное хозяйство.

Ника Стрижак: Я где-то читала, что мы занимаем второе место на рынке вооружения после Соединенных Штатов. Это так?

Дмитрий Рогозин: Это так. Нам, конечно, дышат в затылок Франция и другие государства, но нам нравится, когда горячее дыхание нас подстегивает дальше идти вперед. У нас сейчас портфель заказов по военно-техническому сотрудничеству составляет 49 млрд долларов. Это приличные деньги.

Ника Стрижак: «Армата», которая появилась на Красной площади 9 мая, вызвала бурю обсуждений и породила массу мифов. Что такое «Армата»?

Дмитрий Рогозин: «Армата» – это совершенно новые технологии, которые мы применяем в оборонной промышленности. В чем эта новая технология? Чтобы техника была приспособлена к человеку. Хочу сказать, что даже я, при своих габаритах, там себя чувствовал вполне комфортно, легко. Удобный для боя танк – это крайне важно. Второе – он весь напичкан электроникой, то есть, по сути дела, там не только тепловизионные прицелы, но сама электроника такова, что в случае, если что-то случится с экипажем, командир части может дистанционно вывести раненный экипаж сам, управляя этим танком с дистанции, с поля боя. Танк управляется дистанционно – это уникальная вещь. Третье, еще более важная вещь с точки зрения технологии – это единая платформа. Мы не хотим делать много разных боевых машин, потому что это – большие расходы. Мы сокращаем типаж, мы делаем его гораздо более ёмким и делаем на одной платформе сразу несколько машин. Это унифицированная платформа, которая подходит для самых разных задач. Тоже самое платформа «Курганец», платформа «Бумеранг». Среди корабелов мы делаем то же самое. И этом плане, я считаю, что наши конструкторы не просто серьезного уровня, они мирового уровня люди.

Ника Стрижак: Печальный опыт последнего года практически показал, что начались проблемы с оборонно-промышленным комплексом Украины. Канаде здесь вы объяснили, что они сами себя наказали, с французами есть проблемы. Не говорит ли это о том, что все равно надо ориентироваться только на свои силы? Это должно быть 100% «Made in Russia»?

Дмитрий Рогозин: Вы знаете, нельзя доводить импортозамещение до абсурда. Нет ни одной страны, которая сама бы производила бы всё на своей собственной территории. Поэтому сейчас я даже такую парадоксальную вещь скажу: наша некоторая дикость технологическая является нашей сильной стороной. Знаете почему? Нам бессмысленно пытаться кого-то догнать в том технологическом укладе, в котором мы находимся. Нам проще угадать траекторию развития техники и науки и выйти – как волк, который сокращает дистанцию – вот в ту самую точку, куда потом придут другие страны. Условно говоря, если мы с вами говорим про микрорадиоэлектронику, можно сколь угодно долго уменьшать микросхемы, работать в нанометрах, но уже сегодня Фонд перспективных исследований, который создан по решению Президента и уже 2,5 года работает, занимается вместе с Росатомом тематикой наноплазмоники, т.е. мы выходим на фотонику, мы выходим на решения, которые позволят нам перейти на другой технологический уклад, который совершенно иначе может выстроить нашу промышленность. И в этом плане, я считаю, у нас есть абсолютный шанс, с опорой на нашу фундаментальную науку, на наши мозги, которые нас всегда отличали от многих других, сделать этот рывок.

Ника Стрижак: Меня никто не простит, если я не задам вам два вопроса. Вопрос первый – что с «Мистралями»? Деньги отдадут?

Дмитрий Рогозин: Ну, давайте немножко подождем. Я просто не в праве открывать информацию. Мы безусловно в полной мере защитим наши национальные интересы в этом вопросе. Могу вам только об этом сказать.

Ника Стрижак: Что будет с «Восточным»? Когда он заработает?

Дмитрий Рогозин: Там сейчас завершаются основные строительные работы по первой очереди, это стартовый комплекс для ракеты-носителя «Союз- 2».

Ника Стрижак: Когда должен быть первый старт?

Дмитрий Рогозин: Декабрь этого года.

Ника Стрижак: Страшно?

Дмитрий Рогозин: Как говорится, глаза боятся, да? Нет, на самом деле основные проблемы мы разрешили, они были связаны с плохой организацией самого дела, самой стройки. Сейчас там наведен железный порядок, и в целом, я думаю, что теперь мы не можем сбиться с пути. Сейчас мы уже завозим технологическое оборудование, с июня месяца, строители уходят, приходят уже монтажники центра эксплуатации наземной технической инфраструктуры Роскосмоса. Уже скоро, осенью, прибудет ракета.

Ника Стрижак: А какова судьба Байконура? Он останется или вы постепенно будете его сворачивать?

Дмитрий Рогозин: Мы за Байконур платим 115 млн долларов ежегодно, это большие деньги, и я не думаю, что есть смысл оттуда убегать, тем более у нас с казахстанцами нормальные отношения. Думаю, что скорее всего часть международных коммерческих пусков мы оставим там, на Байконуре, а на Восточный, на нашу территорию, перенесем реализацию всех пусков, всех программ, которые связаны с федеральными целевыми программами. Все, что в интересах России – гарантированный доступ к космосу – это Восточный, а все, где можно деньги зарабатывать сообща с другими, можно оставить на Байконуре.

Ника Стрижак: Мы сейчас много говорим о том, что серьезное внимание уделяется новому вооружению, мы видим демонстрацию его на таких салонах или на параде Победы. И в то же время идут обвинения, что мы, демонстрируя оружие и демонстрируя нашу сегодняшнюю силу, раскручиваем гонку вооружений. Что вы отвечаете этим людям?

Дмитрий Рогозин: Нет, ну это конечно не так. Вы знаете, я всегда был крупным парнем, занимался спортом, ручным мячом и никогда не боялся вечером ходить, в том числе и с девушкой ходить, провожать ее по самым таким кварталам с дурной репутацией. Почему? Сам вид крупного человека, сильного человека всегда отпугивает хулиганов. Так и здесь, в международных делах, сильная физически страна, имеющая мощный флот и вооруженные силы, армию, является самим фактом своего присутствия мощнейшим фактором сдерживания любой агрессии. Не обязательно оружие применять, но иногда бряцать им полезно.

Ника Стрижак: Ваш отец и ваш дед занимались военной наукой, занимались, в том числе, вооружением.

Дмитрий Рогозин: И прадед тоже...

Ника Стрижак: Отец был в генеральских погонах, доктор наук. Есть что-то, чему они вас научили вот в этом деле – отношению к этому делу по защите Родины?

Дмитрий Рогозин: Я иногда шучу, говорю, что я вообще вырос на коленках у генеральных конструкторов, которые были частыми гостями нашего дома, сидели с отцом на кухне, что-то обсуждали. Они жили этим, это было дело их жизни, и конечно я впитал сызмальства этот дух и такого технического патриотизма, и увлеченности этой профессией. И хотя моя биография какое-то время откланялась...

Ника Стрижак: Вы пытались изменить судьбу.

Дмитрий Рогозин: Да, но судьба потом вернула меня на правильную стезю. Какой вывод я для себя сделал, я могу сказать. Вот я помню, в 1986 году отец ушел в отставку и до 80 лет, пока не ушел из жизни, он 20 лет, находясь в возрасте вполне работоспособном, был не востребован. И таким же образом было выключено целое поколение тех советских военных ученых, генералов, больших умниц, которые создали уникальный научно-технических задел, которым мы до сих пор пользуемся. Но они не нужны были государству, их выбросили. Они писали какие-то работы, книги, как-то собирались, обсуждали, переживали за все, что происходит со страной. Вот я сейчас считаю, что мой долг человека, который пережил это через своего отца, не допустить, чтобы ветераны нашей оборонки оказались в такой же ситуации. Сегодня мы сохраняем людей, которые являются носителями знаний, мы даем им возможность создать научные школы, под них подводим молодежь, чтобы они оставили после себя целый набор молодых руководителей, которые впитали бы в себя дух и знания предыдущего поколения. Вот такой вывод я сделал из прежних наших сложных лет.