«Спаситель матерей»: темные страницы в истории акушерства — кто положил конец родильной горячке

Игнац Земмельвейс — человек, которого при жизни сочли безумцем, а после смерти признали спасителем тысяч женщин. Он был тем, кто первым стал утверждать, что врачи убивают рожениц грязными руками.

Его идея была настолько проста, что в нее не поверили. Но именно она спасла мир от родильной лихорадки.

История из Будапешта

Летом 1865 года в Будапеште можно было встретить на улицах странного мужчину. Он был растрепан, взволнован и с воспаленным взглядом. Он подходил к прохожим и спрашивал: «У вас есть жена? А дети? Тогда держите их подальше от врачей! Они не моют руки!»

Люди шарахались от него, принимали за сумасшедшего. И действительно, через несколько недель его поместили в психиатрическую клинику. Там, в полном одиночестве и страданиях, он умер. Трагически и несправедливо. Хотя когда-то он был уважаемым доктором, преподавал в Вене и мечтал избавить мир от женской смерти в родах.

Фото: www.globallookpress.com

Становление будущего врача

Родился Игнац Земмельвейс в Будапеште, в семье состоятельного торговца Иозефа Земмельвейса. В их доме росло восемь детей, и у каждого были свои надежды и планы. Отцу хотелось, чтобы Игнац стал военным юристом, потому что это престижная и достойная профессия. Поэтому после окончания курса философии в Пеште юношу отправили в Вену изучать право. Но в университете все пошло не по плану. Игнац стал заглядывать на лекции по анатомии — и это изменило его жизнь.

Тело, болезни, жизнь и смерть увлекли его гораздо сильнее законов. Вскоре он бросил юриспруденцию и перешел на медицинский факультет. Он не был блестящим студентом — увлеченным и честным. Его уважали за прямоту и готовность отстаивать правду.

В 1844 году он получил диплом врача. Его диссертация называлась «Трактат о жизни растений», и в ней он, сам того не зная, написал фразу, которая предвосхищала всю его будущую борьбу, а именно — «Ничто не ядовито в руках врача».

Иронично, что сам Земмельвейс вскоре докажет обратное — руки врача могут быть смертельно опасны.

Начало врачебной деятельности

После окончания учебы его направили в Венскую больницу — на работу в родильное отделение под руководством профессора Клейна. Это отделение пользовалось дурной славой. Сюда поступали здоровые беременные женщины, рожали детей и умирали.

В середине XIX века попасть в родильную клинику было страшнее, чем рожать на улице. Это не преувеличение. В зимние месяцы в венской больнице под руководством профессора Клейна от родильной лихорадки умирали до 10% женщин.

В декабре 1842 года смертность и вовсе достигла ужасающих 31,3% — каждая третья роженица уходила из жизни в муках. И это происходило не где-нибудь, а в центре передовой европейской медицины.

Абсурдно, но факт — женщина была в большей безопасности, родив случайно на улице, чем оказавшись в учреждении, где ее окружали врачи с дипломами. Подобная ситуация наблюдалась по всей Европе.

В Праге, например, боязнь родильной горячки была настолько сильна, что тела умерших от нее женщин выносили из клиники тайком, по ночам, чтобы не пугать остальных пациенток. Медицинское сообщество отчаянно искало объяснение эпидемии. Одни винили диету рожениц, другие — особенности их телосложения.

Некоторые всерьез считали, что виновато изменение погоды или некая абстрактная «заразная атмосфера». Ответ был куда ближе, но никто не решался его озвучить.

В стенах проклятой больницы

Когда в 1846 году Игнац Земмельвейс начал работать в первом отделении венской клиники, том самом, где обучали студентов-медиков, он сразу заметил неладное. Смертность в этом «научном» отделении была в пять раз выше, чем во втором, где принимали роды акушерки. При этом условия содержания были одинаковыми. Еда поступала с одной кухни, белье стирали в одной прачечной, здание проветривалось в одно и то же время.

Разница была только в одном — в первом отделении работали молодые врачи, которые по утрам практиковались на трупах в морге, а затем, без достаточной гигиены, шли к живым женщинам.

Земмельвейс наблюдал, как страх перед клиникой становился почти суеверным. Женщины плакали, падали на колени, просили отпустить их домой, лишь бы не попасть под руки врачей. Игнац не мог с этим смириться. Он видел, как за считанные часы исчезали женщины, которых он недавно лечил и с которыми разговаривал. Теперь они лежали на столах в морге, их тела были истерзаны лихорадкой, сосуды полны гноя, внутренние органы покрыты язвами.

Все это не укладывалось в его голове. Он был уверен в том, что причина смертей где-то рядом и ее можно найти. Он начал анализировать статистику из других городов: Касселя, Братиславы, Праги. Выяснилось, что везде, где студентам-медикам разрешали анатомическую практику и работу с роженицами, смертность зашкаливала. Но почему?

Земмельвейс перебирал версии одну за другой. Может, дело в позе при родах? Он приказал, чтобы роженицы в первом отделении, как и во втором, рожали лежа на боку. Безрезультатно.

Может, влияет визит священника, который проходит по всей больнице и лишь потом заходит в родильное? Игнац попросил его заходить через отдельный вход. Но и это не помогло. Женщины продолжали умирать. Ответа не было. Только все больше гробов.

Разгадка была близка

Весной 1847 года Игнац уехал в Италию отдохнуть и отвлечься. Он не справлялся с грузом трагедий, которые происходили на его глазах каждый день. Но отпуск оказался недолгим.

В Венецию пришла новость, что его друг и коллега, профессор Якуб Колетшка, умер после пореза скальпелем, полученного во время вскрытия женщины, погибшей от родильной горячки.

Земмельвейс был потрясен. Он изучил отчет о вскрытии Колетшки и вдруг увидел, что симптомы совпадают. Сепсис, воспаления, отеки. Все то же, что он наблюдал у умерших рожениц. И тут пазл сложился.

Женщины и профессор умерли от одного и того же — заражения кровотока трупными частицами. А эти частицы на руках переносили врачи — те самые, кто наутро делал вскрытия, а днем принимал роды. Эта гипотеза всё объясняла.

В отделении акушерок, не допускавшихся к трупам, смертей почти не было. А в отделении врачей — десятки, сотни. Иногда роженицу осматривали по 15 студентов подряд, каждый со своими немытыми руками, каждый невольно становился палачом.

Открытие для спасения жизней

Да, врачи теоретически мыли руки. Иногда просто теплой водой, иногда вытирали платком. Это не было дезинфекцией — это был ритуал. Убедившись в своей догадке, Земмельвейс пошел дальше. Он начал искать средство, которое надежно убьет все следы трупного вещества. Остановился на растворе хлора.

С этого момента ни один студент не имел права осматривать пациентку, не вымыв руки в хлорной воде. И случилось чудо. Всего за полгода смертность от родильной горячки в клинике упала с 12% до 3%.

В 1848 году произошел беспрецедентный случай, когда в марте и августе не умерла ни одна роженица. Болезнь, которая уносила жизни десятков женщин ежемесячно, отступила. Казалось бы — победа. Но не тут-то было.

Земмельвейс не спешил с научными публикациями. Он не стремился к славе, не произносил торжественных речей, не выступал на конференциях. Открытие он обсуждал в кругу друзей. Возможно, ему не хватало уверенности, возможно, свободного владения немецким языком, чтобы донести свои мысли до международного сообщества. В итоге за него доклады делали другие. А сам он лишь рассылал письма коллегам с просьбой попробовать метод.

Кто-то благодарил. Кто-то обижался на обвинения в нечистоплотности. А кто-то, как акушер Михаэлис из Киля, не выдержал чувства вины за смерть пациенток и покончил с собой.

Тем временем профессор Клейн, начальник Земмельвейса, все происходящее считал случайностью. Он даже не стал публиковать статистику, которая подтверждала успех нового метода.

Более того, он запрещал открыто обсуждать тему родильной лихорадки, а в особо тяжелые периоды приказывал переводить умирающих рожениц в другие отделения, чтобы не портить показатели своего.

Неоцененный вклад, унесший здравый ум

В итоге открытие, которое могло моментально изменить акушерство во всей Европе, было отодвинуто на задний план. А его автор был на годы забыт. Земмельвейс сделал шаг вперед, но мир не был готов за ним последовать.

Игнац Земмельвейс был не только выдающимся врачом, но и борцом за правду. В 1848 году он участвовал в венгерском восстании и вошел в оппозиционную «академическую лигу», что стоило ему карьеры.

После окончания ординатуры в Вене в 1849 году контракт с ним не продлили, несмотря на поддержку коллег. В 1850 году он получил место доцента, но с ограничениями. Тогда ему запретили работать с реальными пациентами. Через несколько дней он покинул Вену, не попрощавшись ни с кем. В Будапеште Земмельвейс устроился в заброшенную женскую больницу.

Увидев ужасающие условия и высокую смертность, он немедленно навел порядок и внедрил гигиенические меры.

В результате за 5 лет было всего 8 смертей от родильной лихорадки среди 933 рожениц. Вдохновленный успехом, он написал монографию. Но вместо взвешенной научной работы получилось агрессивное обвинение коллег в убийствах. Это вызвало отторжение.

В письмах врачам Европы Земмельвейс называл их невежественными и тщеславными, что только усилило его изоляцию. Его прозвали «диким венгром» и «будапештским сумасшедшим». С возрастом его психическое состояние ухудшилось.

В 1865 году его тайно поместили в психиатрическую клинику, где он умер спустя две недели, предположительно, от побоев. Ему было 47 лет.

Ирония судьбы в том, что признание пришло слишком поздно. Методы Земмельвейса вскоре подтвердили Пастер и Листер. Его идеи легли в основу современной антисептики, а сам он остался в истории как спаситель матерей.